В четырнадцать тридцать его тормознул патруль ДПС на улице Маши Порываевой.
Капанадзе вскочил в машину и рванул туда. Успел в самый разгар дискуссии. Гаишники компостировали мозги возбужденному Лелику, клятвенно утверждавшему, что его родной «Вольво XC90», которым он владеет третий год, никак не может быть в розыске.
– Здравствуйте, – подошел к бизнесмену Капанадзе. – Московский уголовный розыск. У меня поручение следователя о доставлении вас на допрос.
– Какой допрос?! – опешил Лелик.
– По делу об убийстве Гольдина.
– Гражданин следователь мог бы позвонить, и я бы приехал сам. Вот без таких подлых штучек!
– Вопрос дискуссионный. А пока проедем со мной.
– Ладно. – Лелик направился было к своей машине.
– Минутку, – остановил его Капанадзе. – Отдохните. Сегодня мы вас сами покатаем. – Он кивнул оперативнику.
Лелик хотел повозмущаться. Но тут его бесцеремонно поставили лицом к полицейской машине, руки на капот, обшмонали на предмет оружия и защелкнули наручники.
– Это как?! – завопил он.
– Все вопросы к следователю, – обаятельно улыбнулся Капанадзе.
Лелика поудобнее устроили на заднем сиденье его же машины, рядом уселся Капанадзе. И через несколько минут они были около Главного следственного управления Москвы.
Вскоре Капанадзе и Лелик остались для откровенного разговора наедине – в специально отведенном отдельном кабинете.
– Вопрос один, – произнес Капанадзе, усаживаясь за письменный стол и приглашая задержанного присесть напротив.
– З-задавайте, – стуча зубами, выдал Лелик.
Капанадзе подался к нему, глядя в глаза, и рявкнул так, что стены завибрировали, – орать так во всем МУРе мог только он:
– Сколько ты киллеру за Мопса отстегнул?
Лелик открыл рот. Очумело уставился на Капанадзе.
И грохнулся в обморок.
Глава 19
Полубогатова металась по комнате. Сердце рвалось из груди. Пузырек с валокордином почти опустел. Все-таки возраст почтенный, далеко за полтинник, и сердце уже не для таких стрессов.
В Берлине у нее был партнер по бизнесу и бывший любовник. В настоящий момент он отдыхал в Таиланде. Воспользовавшись оставленными ей ключами, она расположилась в его просторной студии в самом центре города.
Все складывалось как-то мрачно. Так беспросветно тьма не сгущалась, даже когда в восемьдесят девятом году в магазин, где она была директором, заявилась опергруппа БХСС и ей реально засветила статья девяносто три прим. Уголовного кодекса – по тем временам расстрельная. Вот только женщин при тоталитарной Советской власти не расстреливали. А в свободной России угрохают за пять минут и тут же забудут. И искать никто не будет, во всяком случае, такое ощущение у нее сложилось после общения с полицией.
Внутри все переворачивалось от нехороших предчувствий. В Москве ей звонили еще пару раз и угрожали. И это были не просто слова. Слишком много стояло на кону. А вчера один знакомый предупредил, что события развиваются слишком стремительно и ей лучше уехать на время из России. Что она и сделала незамедлительно. Приехала в аэропорт и взяла билет на ближайший рейс до Берлина.
По прилету она попыталась дозвониться до Лелика и Болека. Но один трубку не брал, другой находился вне сети. Может такое быть, что они оба выбросили телефоны? Они же деляги, должны быть всегда на связи, потому что постоянно требуется решать множество проблем. А тут оба не берут трубки. Что-то случилось…
Она плюхнулась в просторное белое кресло. Шикарный вид на Берлин, открывавшийся из громадного окна, сегодня не радовал. Мысли разбегались.
Снова попробовала набрать Лелика. Теперь и его телефон находился вне доступа.
– Черт возьми, вашу мать за ногу, что происходит?! – воскликнула Полубогатова.
На низком фарфоровом столике зазвонил перламутровый смартфон «Диор». Номер не определился. Кто бы это мог быть?
С замиранием сердца Полубогатова взяла трубку.
– Здравствуй, Танюша, – послышался бодрый ненавистный голос.
– Маргоша, ты?
– Ну, а кто же? У тебя есть друзья, кроме меня?
– Ты… Чего надо?
– Звоню посочувствовать.
– Себе посочувствуй. Что ты такая на свет уродилась.
– Такая ослепительная? Спасибки за комплимент.
– Такая бл… Повторяю, что тебе от меня надо?
– Да тут узнала – этих дурачков, Лелика с Болеком, полиция арестовала.
– Что?!
– А ты не в курсе?.. Арестовали твоих соучастников, Танюша.
– Каких соучастников?!
– С которыми ты, дрянь такая, моего любимого мужа убила! Меня вдовой оставила! Сердце мне разбила!
– Поменьше сериального пафоса.
– И тебя, дрянь, тоже арестуют. Скоро.
– Это за что?
– А эти болваны тебя заложат. Потому что ты, дура, ничего лучше не нашла, как сразу начать продавать вещи, которые сперла из сейфа в «Альгамбре». Вот так вот.
– Не кудахтай. Помолчи секунду. – Полубогатова ощутила, что голова у нее закружилась.
– Ну ты освойся с мыслью этой, я тебя не тороплю, – хмыкнула Маргарита.
– И чего ты звонишь?
– По-дружески. Я еще увижу, как тебя в наручниках в Москву привезут.
– Это вряд ли, милочка. Я гражданка Испании. Меня не выдадут.
– Но и в Москву ты тогда ни ногой. Так что о наследстве, будь добра, забудь.
– А это мы посмотрим.
– А чего смотреть? Приезжай в Москву, поборешься за него. Тебя тут ждут не дождутся. Камеру уже приготовили. Когда ждать?
– Пошла ты к чертовой матери, прошмондень помойная! – не выдержала Полубогатова.
– О, завмаговские замашки проснулись. Спокойной ночи, торгашка… Хотя какое тут спокойствие.
Глава 20
Лелик очнулся от обморока, начал стонать, требовать доктора. Потом передумал и попросил несколько минут на раздумья.
Капанадзе решил дать возможность задержанному собраться с мыслями. Был риск, что тот выдаст на-гора продуманную версию, которую потом придется долго опровергать. Но с другой стороны, если продолжить давить кованым сапогом на его нежную психику, можно и до психушки имени Сербского довести. Так что лучше пускай посидит подумает.
Теперь Капанадзе молча и терпеливо смотрел, как Лелик мечется по комнате, постанывает. Один раз даже попытался со всего размаху впечататься лбом в стену, но Капанадзе его остановил со словами:
– Не стоит! Голова вам еще пригодится.
Наконец Лелик угомонился и застыл на стуле напротив Капанадзе:
– Почему вы решили, что это я убил Мопса?
– Не убил, а заказал. И не вы один, а вместе с Борисом Шустером и Татьяной Полубогатовой.
– Ужасное, ужасное обвинение.
– Хорошего мало.
– И голословное!
– Снова здорово. Я уж думал, вы за ум взялись.
– Но ваши доводы? Для таких ужасных, убийственных обвинений должны быть железные доводы. Стальные доводы. Чугунные.
– Алюминиевые, – кивнул Капанадзе. – На протяжении длительного периода времени вы перегоняли деньги в Испанию на счета, судя по всему, подконтрольные Полубогатовой.
– Какие счета?!
– Вам нужно документальное подтверждение? Вы считаете, его у нас не будет?
Лелик сник и шмыгнул носом.
– Как поясните сей неблаговидный факт? – спросил Капанадзе.
– Ну это же бизнес. Весь современный бизнес заключается в том, что деньги гоняют туда-сюда по всему миру. Туда, где этим деньгам тепло и они начинают набирать вес.
– И какой вес они там набрали?
– Я сейчас точно за все не скажу. Дайте документы. Я поясню. Мне же нечего скрывать. Я же законопослушный. Я же знаю, что в этой поганой стране человек перед государственной машиной ничто. Поэтому я предпочитаю соблюдать закон, а не нарушать его – лишь бы от вас держаться подальше.
Лелика прорвало на высокопарный стиль, и он уже сам с трудом понимал, что молол.
– Какие отношения вас связывают с Полубогатовой?
– Ну, знаю ее. Давно. Ну и все.
– Все?
– Все.
– Вы же жили у нее полгода. – Капанадзе выкладывал все, что ему удалось накопать, собирая сведения об окружении Мопса.
– Но это же после их развода было.
– То есть у вас были близкие отношения. А с самим Гольдиным?
– С Левой? Ну, тоже близкие. Точнее, дружеские. Почти тридцать лет знакомы.
– Я в курсе. Вместе у «Березки» начинали. Ломщиками, то есть мошенниками на доверии.
Лелик сконфузился:
– Я был тогда молод. И не ломал, а менял. И сегодня это вообще не считается преступлением.
– Были и мы рысаками когда-то… И, как его друг, вы знали, что он собирался писать новое завещание, где Полубогатова, с которой он поругался, не фигурировала?
– Он с ней постоянно то ругался, то мирился, то менял завещание. Это их личные дела.
– Но сейчас появился новый фактор – молодая жена. Которая приобретала над ним все больше власти. И ваша бывшая любовница оставалась ни с чем.
